УЛИЦА 1 МАЯ

Лет в 10 или 11 я огорошил своих родителей заявлением:

- Больше не буду называть вас мамой и папой !

- ???!!!

- Потому что все дети так называют своих родителей, а я не хочу, как все. (Видно, уже тогда моя творческая натура куда-то рвалась...). Тебя, мама (фото 1 – https://www.business.dp.ua/vosp/00foto.htm), я буду называть маменькой, а тебя, папа (фото 2 - https://www.business.dp.ua/vosp/00foto.htm), - папенькой.

Мама тут же согласилась, и я называл ее маменькой до последних минут ее жизни. А отец - член партии, военнослужащий - воспротивился.

- Ну, тогда буду называть тебя папок.

Но название "папок" не прижилось, называл я его по-разному.

Все мои корни - в Полтаве, а родился я далеко от Полтавщины - в Западной Украине, центре Волынской области - Луцке. Меня с маменькой привезли из роддома на квартиру дедушки Феди (Федора Григорьевича) и бабушки Маруси (Марии Зиновьевны) (фото 3 - https://www.business.dp.ua/vosp/00foto.htm) - родителей отца, который служил в разных областях Западной Украины. Привезли на квартиру бабушки и дедушки по улице 1 Мая, дом 28 (https://goo.gl/maps/Pe6ZcHvrizkaBWeEA), потому что у моих родителей никогда не было своего жилья.

При советской власти собственных квартир ни у кого не было (правда, потом появились кооперативные), но военным, как я понял, жилье вообще не выдавали. Разве что каким-то генералам или маршалам. А зачем выдавать военнослужащему квартиру, если его завтра могут перевести за тысячи километров, в другую республику Советского Союза ?! Вот и жили мы то в ДОСах (домах офицерского состава) в военных городках, если поблизости не было пригодных для жилья поселков и сел, а то на съемных квартирах.

После того, как Сталин с Гитлером на междусобойчике в 1939 году составили пакт Молотова – Риббентропа и захватили у Польши часть территории, Западной Украине срочно понадобились новые кадры – партийные, советские, комсомольские, профсоюзные и т. д. Моего дедушку Федю (Википедия), который работал секретарем различных райкомов партии на Харьковщине, Полтавщине, Черниговщине и Сумщине, перевели в Ковель Волынской области на должность председателя уездного временного управления Волынского воеводства. Через два месяца он уже был вторым секретарем Луцкого горкома партии.

Дедушка (https://uk.wikipedia.org/wiki/Садошенко_Федір_Григорович) родился в бедной многодетной семье. Мой прадед по отцовской линии умер, когда дедушке Феде было 15 лет, а на похороны прабабушки (?) Гали меня, маленького, привезли. Помню, мы шли по улице, которая сейчас называется Революции достоинства, пересекли железнодорожный переезд и Зеньковскую и по Яковчанской добрались до кладбища. Сейчас на этом кладбище похоронены все мои предки, кроме отца с матерью и бабушки по материнской линии - они на другом.

До ковида мы с женой старались ежегодно побывать на кладбищах, положить поминальные веночки. (Как можно поминать – вспоминать, если не можешь и не хочешь забыть?). Это кладбище убирать  весной непросто: над могилами - вековые дубы, вокруг сугробы перегнивших за зиму листьев. Кладбище давно закрыто, никого здесь на хоронят уже десятки лет. Так кто же убирает? Таким, как я внукам, которым уже за 70, это уже сложно. Неужели правнуки и правнучки? Когда-то неумолимо наступит момент, и никто сюда не придет. Желтая листва столетних дубов-великанов навсегда занесет все вокруг. Погосты тоже умирают.

…Родители деда не знали, как прокормить ораву детей, а у сестры его матери - Анюты, вышедшей замуж за конюха Ивана Шерстюка, детей не было, зато была лошадь, так что семья считалась зажиточной. Вот и уговорила Анюта свою сестру Галю отдать им с мужем мальчика на содержание. Так мой дед оказался в домике на коротенькой улице с ласковым названием Уютная. В тот же домик (https://goo.gl/maps/hrryBH9vELT69Jn39) все мы - мои родители, мы с сестрой - и возвратились, покинув Западную Украину в 1965 году.  Дедушка с бабушкой приехали раньше - тоже к истокам. Если бы не капиталистическая собственность конюха Ивана Шерстюка, остановиться на Полтавщине нам было бы негде - вот и все, что надо знать о советской власти.

Дед Федор в школе учился хорошо: у нас сохранилось Евангелие, которым его наградили за высокую успеваемость. Поступил даже партийное образование в Москве.

Но возвратимся на улицу 1 Мая в Луцке,  куда меня привозили очень часто. Дед Федор был так называемым ответственным партийным работником. Он занимал разные должности то в горкоме, то в профсоюзах, но все время очень ответственные. Поэтому и квартиру ему с бабушкой в центре Луцка дали тоже соответствующую.

До того, как стать улицей 1 Мая, эта улица была поочередно Конной и Нижней, Столыпинской и императора Александра I, 3 мая и Августина Кордецкого, Тадеуша Голувко,1 Мая, Почтовой, опять 1 мая. С 1990-х годов называется Кривой Вал.

Через тысячу лет после детства мы с приятелем, по дороге через Луцк в Польшу, поздно вечером решили разыскать первый в моей жизни трехэтажный дом. Нашел я его без проблем. Внутрь нас не пустили - в бывшей квартире дедушки и бабушки теперь Укртелеком. Мы посидели с приятелем на скамеечке в палисаднике напротив, выпили по глотку коньяка за прошлое.

В мои детские годы на первом этаже была библиотека, а бабушка и дедушка жили на втором - вход со двора под арку. Над нами, на третьем этаже, жила семья тоже какого-то ответственного партработника. Был еще подвал - влажный и холодный, чем-то пугающий. Там стояли бочки - бабушка квасила на зиму капусту с яблоками.

В этом доме необыкновенный двор. Гараж, в котором стояли дедушкины служебные машины ("Волга" для поездок по области и ЗИМ для поездок по городу), а потом крутая, как мне казалось, лестница вверх, где размещался небольшой сквер. Про скверу я катался на трехколесном велосипеде.

Катался на велосипеде и по квартире. Квартира по тем временам была шикарной - паркет, ночью потрескивающий от старости, дедушкин кабинет с балконом во двор, туалет, ванная, кухня, большая комната и спальня. Все эти владения я объезжал по кругу на велосипеде. В кабинете было холодно, а дверь в него всегда была закрыта, потому что дедушка курил и открывал дверь на балкон. Да и располагался кабинет как раз над продуваемой аркой. В той комнате по вечерам работал радиодинамик, из которого кто-то кричал.

- Дедушка слушает Суслова, - объясняла бабушка. Я не знал тогда, кто такой Суслов, но голос запомнил.

Неисповедимы пути Господни! Как-то, уже работая в Красноярске собственным корреспондентом газеты ЦК КПСС "Социалистическая индустрия", я по каким-то делам прилетел в Москву, в редакцию. Все сделал, собирался уже уходить в отель, как вдруг редакция всполошилась: пришла тассовка о смерти Суслова. (В ТАСС, учитывая возраст кремлевских старцев, существовали заготовки на случай смерти каждого - фотография в траурной рамочке, биография, соболезнования и т. д. Вот это все и свалилось на газету). Предстояло срочно переверстывать полосы, а значит летел к черту график, подписание номера передвигалось на неопределенное время и т. д., и т. п. Но все, конечно же, сделали, ждали отмашку на печать. Сидели, как на иголках... И вдруг от ТАСС пришло распоряжение… снять все о смерти Суслова. То есть он не умер? Не знаю, что там случилось на самом деле, потому что ночью улетел в Сибирь. Некролог о смерти Суслова был опубликован месяца через четыре.

Будучи внуком ответственного партийного работника, я тоже получал соответствующие блага. В "Победе", на которой меня возили за 70 километров из Луцка к родителям в Ковель, соорудили... качели, представляете! В местном театре оперы и балета (он совсем рядом с домом дедушки и бабушки, сейчас здесь областной театр кукол - https://goo.gl/maps/X8TfBPXjUVmkA4nWA) у дедушки с бабушкой была своя ложа. Помню, пришли мы смотреть какую-то пьесу из давних украинских времен, в которой у мазанки сушилось на длинной веревке белье и то и дело громко бабахала пушка, из-за чего веревка лопалась, белье падало в траву, хозяйка опять его поднимала и натягивала веревку. Все это мне не нравилось, я соскальзывал с теплых бабушкиных коленей и пускался бегать по пустому фойе, опережая эхо (https://goo.gl/maps/obNs88GhFn2qgSP39). Возили меня и в маленький кинотеатр для "ответственных работников". Пока взрослые в зале на несколько десятков мест смотрели свой фильм, нам, детворе, киномеханик показывал в будке мультфильм "Царевна-лягушка".

Из детского далека все кажется радужным и праздничным, но я помню и то, как дед перед каждой командировкой по области чистил пистолет (я, конечно, принимал в этой операции самое активное участие). Дедушку ведь учили в Высшей школе пропагандистов им. Я. М. Свердлова не тому, что было на самом деле, а тому, что ПОЛОЖЕНО знать – и не более того. Так же учили моего отца в его военном училище. Так же учили меня в моем московском университете. Мы не знали правду, все было построено на лжи.

Деду никто не рассказывал правду о Степане Бандере, которого кагебист застрелил в Германии, когда я учился в третьем классе. Он слыхом не слыхивал о пакте Молотова – Риббентропа, которым два сумасшедших делили мир, ломая судьбы людей. А что такое ГУЛАГ для него в те времена ? И так во всем. Дед был продуктом своей эпохи, как и все мы. Он свято верил в идеалы, которые ему вбила в голову коммунистическая пропаганда. Можно ли винить его в этом ? На земле нет белокрылых ангелов, есть только изможденные жизнью люди, отбывающие свой срок.

В пятом классе мне нравилась девочка Нина Шепель. Я запомнил ее фамилию, потому что в то время существовал собственный корреспондент газеты «Правда» по Казахстану с такой же фамилией. Неужели в 10 лет я читал «Правду»? Неужели уже тогда обращал внимание на нюансы, которые многие взрослые вообще не замечают и сейчас. А где же «счастливое детство"?!

…Дед был толковым, любознательным до последних дней. Я не так давно сообразил, что именно ему обязан всем хорошим, что есть в моей жизни. В те времена быть журналистом и не членом партии – значило влачить жалкое существование, каким бы талантливым ты ни был. А журналистов принимали в партию с большим скрипом! Они же не рабочий класс или трудовое крестьянство, они просто какая-то творческая ПРОСЛОЙКА. Мне удалось стать кандидатом в члены партии только потому, что работал электромонтером на заводе, который находился в районе, подчиняющемся райкому, в котором дед возглавлял парткомиссию, от которой и зависело, станешь ты членом партии или нет.

Отправляясь к нам в гости в Душанбе, где мы с женой жили после распределения из университета, он нет чтобы прилететь - специально ехал трое суток поездом из Москвы в Таджикистан, чтобы посмотреть на людей, виды из окна, местную экзотику. А посмотреть было на что! В следующий раз уже прилетел, когда меня перевели ближе к Афганистану, в Курган-Тюбе.

В Красноярск тоже прилетал. Было лето, мы жили на даче крайкома партии в сосновом лесу на крутом берегу Енисея – потом эту резиденцию назвали “Сосны”, в ней Ельцин вел переговоры с президентом Японии. Я встретил дедушку в аэропорту, усадил рядом с водителем в черную крайкомовскую «Волгу», а сам устроился на заднем сидении. Дед был в белом чесучевом пиджаке и соломенной шляпе. Когда остановились у ворот дачи, дежурный милиционер, увидев такого гостя, на всякий случай вытянулся и отдал честь. Дед снисходительно приложил ладонь к шляпе. И я прямо ощутил, какое удовольствие он – уже рядовой пенсионер - получил, на миг возвратясь туда, в прошлое, на улицу 1 Мая с ее спецкинотеатром, персональной театральной ложей и милиционерами, отдающими честь. Перед смертью, на 78-м году жизни, он хотел еще раз прилететь к нам в Красноярск, но не успел – умер, возвращаясь с партсобрания (фото 4 - https://www.business.dp.ua/vosp/00foto.htm).

Маменька очень любила свою работу в аптеке и страдала, если отцу в очередной раз приходилось служить в какой-то дыре, где аптеки не было. Я вообще не могу понять, почему папу так часто переводили с места на место – то Ковель, то Сарны, то Рожище, то Здолбунов, опять Ковель. Причем, не его переводили, а передислоцировали его воинскую часть. Зачем нужно было то и дело тасовать воинские части, если после победы прошло уже больше десяти лет, и на СССР никто не собирался нападать?

Переехав на новое место службы отца, маменька тут же устраивалась на работу. Была она молодой, работящей, с высшим образованием. Ее часто отправляли на курсы повышения квалификации в Киев. Там она обязательно ходила по разным театрам, собирала театральные программки, а потом рассказывала нам с сестрой сюжеты опер, оперетт, драм, а мы ее слушали, открыв рты.

Маменька научила меня читать стихотворения «с выражением». Для этого надо было отставить одну ногу в сторону, а не стоять по стойке смирно. Правой рукой можно было водить из стороны в сторону или сверху вниз, и говорить надо было то тише, то громче. Маменька научила меня танцевать вальс, больше я ничего танцевать тогда не умел: до твиста надо было взрослеть еще несколько лет.

Обеих моих бабушек звали одинаково – Мариями. Чтобы различать их в разговоре, бабушку по отцовской линии называли Марусей, а по материнской – Мусей. Бабушка Маруся во мне души не чаяла - сколько мы с ней гуляли, сколько книг она мне прочитала. Характеры у нас с ней были одинаковы, даже родинка у нас была на правой руке в одном месте. (Я думал, что, как говорят, все повторится через поколение, и внук мой будет схож со мной, и родинка у него будет на той же руке… Но нет родинки у Алеши, и характер другой, не мой).

Бабушка Маруся все время маялась почкой. Не помогали ни поездки на минеральные воды, ни разные лекарства, ни пчелиные укусы. Кто-то посоветовал ей пить пивные дрожжи, после чего каждую неделю водитель привозил нам эти дрожжи в бидончике с луцкого пивзавода. Но и дрожжи не помогли, бабушка Маруся умерла в 56 лет от рака почки уже в Полтаве. Безутешный дедушка Федя больше ни на ком не женился. А запах тех пивных дрожжей я вспоминаю всякий раз, когда откупориваю бутылку хорошего пива.

С бабушкой Мусей (фото 5 - https://www.business.dp.ua/vosp/00foto.htm) мы не смогли найти общий язык, она больше любила мою сестру. Как говорится, сердцу не прикажешь. Бабушка приезжала к нам в гости в Западную Украину, бывала и в Полтаве на Уютной. Мы заходили к ней с маменькой, когда шли на базар в Полтаве. Помню, она приехала в нам в Сарны, где тогда служил отец. Папа ушел на службу, маменька уехала в город на работу, я - в школу, (сестры тогда еще не было), а бабушка осталась дома готовить обед. Жили мы в военном городке, тут же - казармы с солдатами, плац, тир, полоса препятствий, рядом – парк военной техники. Везде заборы, проходные, вооруженные солдаты на постах. Бабушке Мусе надо было сварить суп. Она взяла живую курицу и пошла к главному входу в военный городок, где стоял на посту солдат с автоматом. Уговаривать его долго не пришлось. Он покинул пост, отошел в сторонку, снял штык-нож с автомата и быстренько разделался с курицей. Когда бабушка, по простоте душевной, похвасталась, как она замечательно решила проблему с курицей, отец чуть из галифе не выпрыгнул от возмущения. Досталось и бабушке Мусе, и неизвестному солдату.

Была в моей жизни еще одна бабушка – Анюта (фото 6 - https://www.business.dp.ua/vosp/00foto.htm), сестра мамы дедушки Феди. Это она прожила всю жизнь на Уютной в Полтаве, это она воспитала дедушку Федю, это она научила вышивать меня крестиком. Бабушка Анюта была маленькой, тихой, доброй. По выходным она надевала праздничную косыночку, собирала в саду букет цветов, и мы шли в гости к какой-нибудь ее подруге.

Я любил слушать рассказы бабушки Анюты о ее жизни. Она потом поведала маменьке, а та – мне, что я просил бабушку рассказать еще что-нибудь, а та отказывалась, потому что "все уже тебе, Сереженька, рассказала». Тогда я предложил:

- А ты соври, бабушка!

В наших семьях правили женщины, а мужчины были мягкими, как пластилин (в моей семье по-другому, потому что характером я в бабушку Марусю, которая, если бы служила в армии, стала бы генералиссимусом без проблем). Как же дедушка с бабушкой решились отправить папу учиться в военное училище ? Он же не любил командовать, от любил выполнять приказы. Армия – это не для него, ему бы быть учителем математики, объяснять ученикам, как решать «задачки», как он выражался. Он и мне помогал решать «задачки» из школьного учебника 7–8 класса и искренне удивлялся, когда даже ему не удавалось иногда справиться с какой-то.

Карьеру в армии он так и не сделал. Когда все получали медали, ордена, смерти на фронте, воинская часть отца безвылазно торчала на границе с Японией. Кроме безжалостный клопов в сельских хатах и красной икры молодые лейтенанты ничего не видели. «Как-то ночью просыпаюсь и вижу в комнате какое-то сияние. Оказывается, когда красная икра портится, то начинает светиться в темноте», - вспоминал отец.

Папа научил меня фотографировать, и мы часто возились с ним в темноте, то проявляя, то печатая любительские снимки. Как-то летом поздно ночью, проводив кого-то, возвращались с ним с ковельского железнодорожного вокзала и решили пойти домой напрямик через поле. Звезды тогда разлетались по всему небу и где-то беззвучно падали за горизонтом. В ту ночь, по дороге домой, он научим меня свистеть!

И еще по одной причине не надо было связывать отца с армией, с ее постоянной шагистикой, кроссами, с летними и зимними учениями. Самое слабое у нас – садошенковских мужиков – ноги, терзаемые варикозом. Дед по молодости не знал об этой проблеме, потому что его отец, мой прадедушка, умер рано, но мой-то отец знал! Почему же мне разрешали постоянно перегружать ноги частыми тренировками волейболом, постоянными походами? У моих сыновей нагрузка на ноги куда меньше, чем у меня, да и с каждым поколением болезнь ослабевает, а сложнее всего пришлось деду и отцу.

В детстве я был болезненным, но высоким мальчиком, всегда стоял на правом фланге. Нам, правофланговым, доверяли нести знамена, первыми принимали в октябрята, пионеры и комсомольцы. Будучи студентом, на демонстрации по Красной площади в Москве я тоже шел в колонне на правом фланге, который ближе к мавзолею – сюда ставили только коммунистов. Правый фланг определил образ жизни? Я прошел через все октябрятские должности («Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой санитары"), и пионерские (председатель совета дружины школы), и комсомольские (комсорг класса). Только один раз прочувствовал, как хорошо быть не ведущим, а ведомым, - в строю на военных сборах в университете перед получением лейтенантского звания. Как хорошо не принимать никаких решений, не нести за них никакой ответственности, как хорошо плыть по течению, сонно вышагивая в строю. Левой – правой, левой - правой... Да, это, оказывается, приятно, но такая жизнь не по мне.

Дедушка вышел на пенсию, я пошел в первый класс, и закончилась жизнь-сказка на улице 1 Мая. Начались вечно продуваемые деревянные вонючие туалеты во дворе, непременно с газеткой на ржавом гвозде. Единственная колонка опять-таки во дворе, из которой в любую погоду надо было натаскать воды в дом. Жирные помойные ведра. Скрипучая железная койка с продавленной панцирной сеткой. Потом к ним добавилась печка (у нас она называлась грубой), которую надо было очистить от вчерашней золы, растопить дровами, равномерно добавлять уголь, а потом вовремя закрыть вьюшку, чтобы все тепло не вылетело в трубу. Надо было присматривать за вывариванием белья с черным хозяйственным мылом в огромных выварках, чтобы вонючая пена не погасила керогаз или примус. Сейчас и слов–то таких, наверное, не знают.

Мы, ребятня, весь день проводили с солдатами. Они строем с песней шли в столовую, мы вышагивали рядом. Они играли в футбол, мы подавали им мяч. Они стреляли в тире из автоматов, мы потом выковыривали из бревен пули.

Наши отцы увлекались охотой, а значит у каждого дома были ружья, порох, гильзы, пыжи, картечь или дробь. Естественно, у нас не мог не возникнуть соблазн пострелять самостоятельно. Сложнее всего было сделать дробовик, а проще всего – самопал: медную трубку надо было заклепать с одной стороны, а перед выходным отверстием с другой стороны сделать узкую прорезь. Потом трубка набивалась порохом или спичечными головками, к прорези подносилась горящая спичка, и самопал оглушающе бабахал! Развлекались мы так до тех пор, пока какой-то пацан не заклепал трубку плохо. Она при выстреле разорвалась у него в руке, было море кровищи. Командир воинской части полковник Иванов (даже фамилию его помню до сих пор!), выстроил наших родителей, а напротив каждого – его сына и дал прочухана! Больше мы не стреляли, было жалко отцов.

Отец меня ударил единственный раз в жизни (зато уже маменька за все детские годы оттянулась, как хотела!). Рядом с ДОСами был парк военной техники, разделял их только высокий забор. Тут же сторожевая вышка с часовым и блеклым прожектором. На территории парка стоял огромный стог. Самым большим шиком было вскарабкаться на него, а потом с шумом съехать. Взломать забор нам ничего не стоило, а кататься со стога надо было поздно вечером, когда в парке оставалась только охрана. Часовой на вышке отлично знал, что это развлекается местная ребятня, поэтому и внимания на нас не обращал, так, время от времени покрикивал… Но стрелять имел полное право.

Как-то маменька долго звала меня ужинать, я кричал в ответ, что уже иду, но стог не отпускал нас. Вот когда я, запыхавшийся, прибежал домой, отец и выдал мне затрещину. «Часовой же мог убить тебя», - только и сказал.

Хрущевскую денежную реформу 1961 года, когда старые денежные знаки обменивались на новые в соотношении 10:1, я прочувствовал на себе.

- Ух ты, маменька, так теперь стакан черных семечек будет стоить не десять копеек, а копейку!

- Ага, - иронично согласилась маменька. Я еще удивился тогда: почему она усмехается?

Стакан черных семечек никогда не стоил копейку! Да если бы дело быть только в семечках! «Родные» партия и правительство в очередной раз обманули людей, сделав их беднее.

Когда мне было пять лет, на свет появилась сестра Тамара. Заботы о ней поочередно брали то нянька, то домработница, то бабушка Муся, так что особых хлопот она мне не причиняла. Правда, один раз готов был ее прибить – это когда пришли мастера перетягивать кресла, а меня заставили в это время качать Тамару, потому что она никак не хотела засыпать. А мне так хотелось посмотреть, как перетягивают кресла!

Благодаря Тамаре почувствовал, что такое старший брат, раньше-то я был младшим во всем. Помню, с какой ответственностью нес тяжелую нотную папку, когда провожал сестру в музыкальную школу и обратно – появились новые обязанности. Помню, как мы с ней втихаря от родителей сбегали купаться на речку. Помню, как Тамара взбиралась ко мне на колени и завязывала разнообразные бантике на моем тогда еще существующем чубе.

Но вернемся опять на улицу 1 Мая. Как-то бабушка Маруся долго не укладывала меня спать, я куксился.

- Подожди, Сереженька, скоро дедушка прилетит из командировки в Москву и что-то интересное привезет.

И дедушка привез огромный продолговатый, покрытый лаком ящик желтого дерева, в котором что-то утробно ухало. Это были часы с боем! На следующий день их повесили в большой комнате, и они пошли, размахивая огромным маятником и отбивая каждые полчаса. Когда мы уезжали из Западной Украины, часы перевезли в Полтаву. После смерти отца мы забрали маменьку к себе в Днепр, часы переехали с ней. Время от времени они ломались, и мои дети таскали их в мастерскую в огромной сумке. После смерти маменьки мы раздали ее вещи. Часы достались соседу, который собирал подобный раритет. Потом умер и сосед. А часы идут… Вещи живут дольше людей?

Нет, они, как и люди, стареют и умирают. Я еще несколько раз был в местах моего детства. Последний раз в день, когда обязательно идет дождь. - на Троицу. Мы поехали в Ковель с маменькой по сути дела прощаться с ее подругами. Аптека, где она когда-то работала, была закрыта, там давно никто не трудился. Не было и дома, в котором мы снимали квартиру. Не было школы, в которой я учился. Не осталось ничего от нашей тогдашней жизни, только катастрофически стареющие маменькины подруги. Прах к праху…

Сейчас выскажу крамольную мысль: это правильно, что наши предки уходят в неизведанное! Мне страшно подумать, что было бы с дедом Федором, будь он жив, когда развалился Советский Союз; когда в Украине была запрещена продажная коммунистическая партия; когда Россия напала на Украину...

Октябрь 2021 г., Новоселовка.

---------------------------------------------------------------------------------------------------

Вечер добрый, Сережа!
Распечатал маме, много плакала, еле дочитала...
Просит очень поблагодарить, такие воспоминания вызвало.
Я тоже прочитал с большим интересом.
Вспомнил тетю Люсю и дядю Колю, домик на Уютной, аптеку, где тетя Люся работала.
Даже сейчас как будто слышу ее голос.
Генрих Пфайфер

Хотите добавить свой комментарий ?
Хотите прислать свои воспоминания ?
Пишите: sadoshenko@gmail.com